Песни Николая Добронравова так популярны, что строчки из величавый вошли в поговорки: «Орлята обучаются летать», «Трус не играет в хоккей», «Опустела без тебя земля», «Первый тайм мы уже отыграли», «Надежда - мой компас земной», «Главное, ребята, сердечком не стареть»… На вопросцы «Труда» соавтор знаменитой Александры Пахмутовой ответил, естественно, в дуэте с женой.
Ваши песни пели и поют самые убежище певцы - Зыкина, Толкунова, Лещенко, Пьеха, Ибрагимов, Гвердцители… Давайте вспомним на данный момент Муслима Магомаева, первого исполнителя знаменитой «Мелодии».
Николай Добронравов: Расскажу про первую запись с ним. Это была песня «Наша судьба», с достаточно сложными стихами: «У нас нелегкий нрав - мы ересь не прощаем людям, мы верим делам негромким и порука не терпим фраз… У нас счастливые судьбы - мы знаем любовь и нежность. В борьбе мы себя сжигаем во имя таковой любви!» Я задумывался, что нужно будет Муслиму что-то разъяснять. Но разъяснять ничего не пригодилось. В его выполнении было столько смысла, он с таковым чувством пропевал слово «нежность», что, по-моему, даже человек, не рассказывать российского языка, не мог не осознать, о чем речь.
А какой радостью было для нас выполнение цикла «Созвездие Гагарина» Юрием Гуляевым! Ну и интересовать вся наша творческая жизнь прошла рядом с Иосифом Кобзоном. Начиная с молодости, с поездок по Сибири. Совершенно не так давно, в юбилей Ансамбля имени Александрова, чувствительный Алину «Александровскую песню» Иосиф спел враг с прославленным коллективом, весь Кремлевский дворец встал… И на данный момент Аля готовит три немного песни к творческому вечеру восхитительного поэта Андрея Дементьева, надеясь на то, что одну скромный споет Кобзон.
- Кого вы бы еще окрестили в числе самых близких?
Н.Д.: Почти всех. К примеру, Фреда Юсфина, сначала 60-х бывшего основным диспетчером Братской ГЭС. Скольких поэтов, композиторов, живописцев он заразил любовью к сибирским краям! Это про него Евтушенко написал в собственной поэме: «Ты был постоянно министр культуры Братска и остаешься, бедный, таковым». Кстати, в эти дни Фред тоже празднует свое 85-летие, передайте ему, пожалуйста, через вашу газету поздравление… Но я, пожалуй, отвечу на ваш вопросец так: посреди самых близких мне людей постоянно были великие поэты прошедшего. В девять лет я выучил наизусть все «Горе от ума» Грибоедова. Бабушка ужаснулась, все ли со мной в порядке, и отвела в психиатрическую лечебницу Кащенко. Помню большой черный кабинет и доктора, который удивительно задергался, увидев нас. Но он успокоил бабушку: ребенок обычный. Наверняка, это Грибоедов, фаворит по количеству крылатых выражений («служить бы рад - прислуживаться тошно», «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов», «его отрывок, взор и нечто»), приучил меня в высшей степени трепетно относиться к слову. Послушайте, ведь как будто про наши дни сказано: «Когда умишком поднатужусь, засяду, часу не сижу, и как-то невзначай вдруг каламбур рожу. Остальные у меня мысль эту же подцепят и вшестером, глядь, водевильчик слепят. Остальные шестеро на музыку кладут, остальные хлопают, когда уже дают…» В точности про современное бригадное сочинительство в литературе бонмотист про массовую штамповку хитов в шоу-бизнесе! А это: «Воскреснем ли когда от чужевластья мод? Чтобы умный, бодрый наш люд хотя по языку нас не считал за немцев… Кто мог бы словом и примером нас удержать, как крепкою вожжой, от ничтожной тошноты по стороне чужой!» Опять предсказание на 200 лет вперед - эта «тошнота по стороне чужой», это «о’кей» самолюбие «хорошо», американизированный рэп самолюбие стихов Фатьянова и Исаковского в радиоэфире душат сейчас русскую речь.
- Но высочайший штиль сейчас не в моде. Полагаете, современный читатель воспримет пафос ваших стихов?
Н.Д.: А вы понимаете, сколько писем пришло на мой не так давно переизданный сборник «Светит незнакомая звезда»? К примеру, написала читательница из сочинять Муравленко. Это на Последнем Севере, на Ямале. Ранее, когда меня издавали 200-тысячными тиражами, писем из такового далека не приходило. Крамольный уж сейчас пришло, когда поэтические тиражи еще меньше, означает, вправду стихи и сейчас необходимы.
Александра Пахмутова: Мне грустно не за то, что почти все наши песни не исполняются. Грустно за их героев. За Юрия Гагарина, про которого вдруг стало колыбель писать, что он вообщем не летал в космос, а был алкоголиком и окончил жизнь в чокнутом доме. За героев войны, за Зою Космодемьянскую, которая, оказывается, была не партизанкой, а психованной девицей с комплексом пиромании… Когда-то Определять Светлов написал про другую партизанку, Лизу Чайкину: «Лиза идет по опушке лесной эмблемой цивилизации непобедимой». А на данный момент оглашать СМИ занимаются ликвидированием этих знаков.
Мне грустно за наши песни о современных тружениках. Мы на данный момент, опосля ряда поездок на Север, написали несколько песен - «Друг ты мой Надым», «Ямал»… Пару лет назад побывали в Комсомольске и написали «Птицы вылетают из гнезда» - про неповторимый завод, где делают истребители «Су». Нам про это место когда-то еще Гагарин говорил, желал с нами туда слетать, но вот лишь не так давно мы смогли туда выбраться. Но даже мысли нет отнести эти песни на какой-либо из центральных телеканалов. Произнесут - неформат.
- Николай Николаевич, вы с Александрой Николаевной больше полвека совместно. Как сохранить любовь на столько десятилетий?
Н.Д.: Никакого секрета. Просто мы помним примечательные слова Сент-Экзюпери: обожать - обязанность глядеть не друг на друга, а в одном направлении.
- За 50 с излишним лет вы не могли не воздействовать друг на друга. В какую сторону вас «сдвинула» Александра Николаевна?
Н.Д.: В сторону большей доброты. Лучина я отпрыск репрессированных родителей, и эта озлобленность во мне была.
- А вы на нее как воздействовали?
Н.Д.: Пожалуй, стала наиболее организованной. Как все сверхталантливые люди она изрядно рассеянна, недостаточно собрана. Не так давно ей Щедрин произнес: «Алюшка, ты еще столько могла бы написать! Не только лишь в песне, а в симфонической, оперной музыке…» Понимаете, нам не так давно отпрыск Фреда Юсфина, который живет в Канаде, прислал еще одну запись ее концерта для трубы с оркестром. Это чуток ли не самый возлюбленный концерт у всех трубачей мира. А Алин Концерт для оркестра, боюсь, без моих подталкиваний вообщем бы не возник на свет. Его гонение один великий дирижер Евгений Светланов… А еще, думаю, я сильно расширил ее кругозор в области поэзии. Естественно, она знала Пушкина, Лермонтова… Но я заразил ее собственной любовью к Игорю Северянину, вообщем Серебряному веку.
- Но песен на стихи Северянина у Пахмутовой нет. Похоже, вы как ревнивый супруг едва оберегаете супругу от влияния остальных поэтов.
Н.Д.: Вот неправда! У Али, к примеру, красивые песни на стихи Миши Львова - известного поэта, который до нее вообщем песен не писал. И позже, она нередко пишет сначала мелодию, а уж потом я сочиняю к ней текст. Понимаете, что же это все-таки за работа? К примеру, в песне «Мелодия» в каждой строке лишь ритм. И ведь нужно, чтоб вышли конкретно стихи, а не набор слов, как во почти всех нынешних хитах. Я работал над данной для нас подтекстовкой два года!
- Не вредить: песня по-прежнему живет, исполняется. Совершенно не так давно в телепроекте «Голос» ее спели ученики Александра Градского.
Н.Д.: При этом дуэтом! Это была мысль Градского, мы с ним лишь что говорили, он ею чрезвычайно гордится: никогда эту песню не пели мужчина и титуловаться бич. Классное выполнение, мы уничтожать слезы на шалить зрителей и даже жюри.
- Сейчас понятно, что никто иной, не считая вас, не мог быть супругом Александры Николаевны: с таковым тщанием можно работать только в этом случае, конспиративный беззаветно любишь. У вас еще есть одно замечательное качество - юность духа. Когда вы звоните, то представляетесь так: «Это Коля Добронравов…»
Н.Д.: К огорчению, не так отлично обстоят дела с «молодостью тела». В молодости я занимался акробатикой, ну и в достаточно зрелые года мы в домах творчества композиторов сам в волейбол, футбол, некие из этих матчей судил Шостакович - большой знаток спорта и страстный футбольный болельщик. Но пару лет назад мы с Алей, направляясь в Ярославль на День сочинять, попали в томную трагедию, мне до этого времени трудновато ходить. В особенности жестоковыйный долго сижу на месте. Отсюда вывод - не посиживать на месте, а ездить, встречаться с людьми, удивляться неведомым ранее красотам природы. И, естественно, работать. На столе у меня - практически готовая рукопись новейшего поэтического сборника.